Сайт Ключиковой С.С., Ключикова Светлана Сергеевна

 

 

 

 

                                            В.Акишина

                                             

                                         Дневник

 

 

 

 

 

 

        Уже несколько дней я наблюдала, как мой 10-й класс бойкотирует Наташу и Элю: когда они на перемене сидели за партой, класс в полном составе выходил в коридор. А лишь они выходили из класса – остальные дружно и даже с заметной поспешностью устремлялись обратно. Заметив это, я размышляла, но никаких причин этого найти не могла. Вмешиваться же в конфликт и проявлять свою учительскую власть не хотела.

 

 Чем провинились перед одноклассниками эти милые девушки?

 

 Наташа – чистая и совестливая, с кротким взглядом карих глаз – не могла никого обидеть. Это я знала точно. Эля? Она приехала два года назад из Самарканда и очень быстро сошлась с новыми одноклассниками. Её любили за весёлый нрав, прямоту и лёгкую задиристость. Остроумная, всегда полная новых идей, свободно общавшаяся не только с одноклассниками, но и с учителями, она всегда привлекала к себе окружающих…

 

 Так что же случилось?

 

 Я стала прокручивать назад ленту школьной жизни, пытаясь понять причину бойкота… и по-прежнему ничего не находила.

 

 ...Месяца два назад Наташа, старавшаяся всегда быть в тени, неожиданно удивила всех своей смелостью и оригинальностью мышления. Окружающие видели в ней девочку «правильную», послушную и совершенно неспособную противопоставить своё мнение чужому. Она была как бы из прошлого, XIX века. Как будто именно о ней пел Окуджава:

 

Кто вы такая, откуда вы?

 Ах, я смешной человек!..

 Просто вы дверь перепутали,

 Улицу, город и век…

 

 На уроке литературы, посвящённом любовной лирике Пушкина, казалось, трудно было добавить что-то своё – всё уже давно расставлено по местам добросовестными (и не очень) методистами, исследователями, литературоведами. Дети молча «принимали к сведению» слова о возвышенной и гармоничной любви Пушкина к женщине:

 

Я вас любил так искренно, так нежно,

 Как дай вам Бог любимой быть другим...

 

 Эти слова, по мнению, давно ставшему классическим, являются воплощением истинного благородства и человеческого достоинства, сумевшего, по словам Вс. Рождественского, «стать выше вполне понятного и законного эгоизма любви».

 

 И вдруг встаёт моя тихая Наташа и заявляет, что она не восхищается этим стихотворением и не считает его вершиной любовной лирики, а тем более – воплощением благородства…

 

 Класс удивлённо замер.

 

 А Наташа продолжила: «Поэт пишет:

 

Любовь ещё, быть может,

 В душе моей угасла не совсем.

 

 Значит, он любит ещё эту женщину! Почему же так легко отказывается от неё, отдаёт её другому, да ещё с таким старческим пожеланием: “Как дай вам Бог любимой быть другим” – ведь поэту только около тридцати лет. Нет, это не настоящая любовь. Это какой-то красивый, но всё-таки показной жест, так не скажут о том, кого любят больше жизни. Или, возможно, у Пушкина уже есть замена, и поэтому прощание немного грустно, но небезнадёжно – впереди его ждёт новое любовное приключение...»

 

 Класс онемел от удивления, а я растерялась.

 

 – Ну, хорошо, а можешь ты предложить взамен этому стихотворению какое-то другое, равное ему по силе чувства?

 

 – Да, могу, – спокойно ответила Наташа, – это стихотворение Николая Асеева.

 

 И она тихо, но с сильным внутренним волнением начала читать:

 

Я не могу без тебя жить!

 Мне и в дожди без тебя – сушь.

 Мне и в жару без тебя – стыть.

 Мне и Москва без тебя – глушь.

 Мне без тебя каждый час – год.

 Если бы время мельчить, дробя!

 Мне даже синий небесный свод

 Кажется каменным без тебя…

 Я ничего не хочу знать:

 Слабость друзей, силу врагов,

 Я ничего не хочу ждать,

 Кроме твоих драгоценных шагов.

 

 – Вот это да! – выдохнул кто-то.

 

 И несколько минут мы сидели потрясённые, думая каждый о своём.

 

 А ещё раньше, в самом начале учебного года, один из мальчишек нашего класса с радостным изумлением рассказал, что видел Наташу в роли тракториста – она пахала поле! Правда, рядом с ней сидел её отец-фермер, но это нисколько не умаляло самого факта.

 

 – Представляете, эта наша недотрога так здорово управляется с трактором!

 

 – Правда, что ли, Наташка? – заверещали девчонки.

 

 – Да ладно, ну что там, – смущённо отбивалась Наташа.

 

 Она явно была недовольна таким вниманием к себе.

 

 И вот сейчас – бойкот… Нет, я не могла понять причину и решила поговорить с Олей, которая считалась самой честной и бескомпромиссной личностью в классе.

 

 И Оля рассказала о том, что девчонки, Наташа и Эля, часто отвлекались на уроках, читая какие-то записи в толстой тетради, а иногда передавали её друг другу для переписки. Одноклассница Галя, вертлявая и любопытная, всегда самая первая узнававшая обо всех новостях в посёлке, не могла устоять от соблазна сунуть свой нос в эту тетрадь. Тетрадь оказалась личным дневником Наташи. Как это обычно бывает у романтических девчонок, тетради этой доверялись все сердечные тайны и сокровенные мысли. Всё это само по себе было интересно Гале, но главное... Главное было в том, что в дневнике открыто было высказано мнение обо всех ребятах класса. Однажды, пропустив урок физкультуры, Галя выкрала из Наташиной сумки дневник и не только прочитала его сама, но и проинформировала каждого о том, что написано в дневнике именно о нём.

 

 – Представляете, – возбуждённо говорила Оля, – она считает меня выскочкой! Вот вы знаете меня с пятого класса. Скажите: я действительно выскочка?

 

 – Постой, постой, – с трудом сдерживая Олин напор, пыталась я понять произошедшее. – Значит, вы воспользовались подлым поступком, самовольно проникли в чужую тайну и ещё считаете себя обиженными?

 

 – Но как они смеют быть нам судьями? – уже почти кричала Оля.

 

 – Разве они судили вас? И разве у них нет права иметь своё мнение о людях? Ведь и ты тоже имеешь своё мнение о каждом из одноклассников. Разница только в том, что это мнение существует внутри тебя, точно так же, как оно было внутри у девочек. Но у тебя его не выкрали, как у них. Вот и всё.

 

 Оля на минуту замолчала, а потом неожиданно рассмеялась, хотя на глазах её всё ещё блестели слёзы.

 

 – А ведь действительно! Я тоже имею собственное мнение… Да, но всё-таки… Всё-таки: вы считаете меня выскочкой?

 

 – Нет, Оля, не считаю. Но ведь я тебя знаю только как ученицу, в школьной обстановке. А какова ты в среде сверстников, друзей – я не знаю. Возможно, девочки увидели в тебе что-то такое, что ты пока в себе не видишь. Возможно, стоит задуматься, проанализировать свои поступки…

 

 Благодаря Оле постепенно обстановка в классе нормализовалась, происшествие это вскоре было забыто.

 

 А с Галей у меня состоялся очень серьёзный и бескомпромиссный разговор. Я её обвиняла, укоряла. Я старалась найти самые острые, самые бьющие слова. Мне хотелось, чтобы она осознала свой мерзкий поступок. Я сравнивала её поступок с воровством… Собственно, так оно и было. Но весь ужас в том, что тогда я совсем НЕ ЖАЛЕЛА И НЕ ЛЮБИЛА ЕЁ! Я забыла в своём педагогическом угаре, что приговорённую к побитию камнями блудницу Христос пожалел. Он один пожалел, потому что так и должно быть: кто-то должен пожалеть «падшего». Ведь я сама учила детей, что гуманизм лирики Пушкина в том и заключается, что он «милость к падшим призывал». А я уничтожала этого «падшего» безо всякой милости…

 

 Прошло 15 лет. Наташа стала матушкой и отправилась со своим батюшкой в отдалённый приход Волгоградской области. Она любящая жена и нежная мать. Непоседа Эля колесит со своим непоседой мужем по стране – их переводят из одной воинской части в другую. Оля – юрист, в чём никто и не сомневался.

 

 А Галя…

 

 Прости меня, Галя... Я так и не научила тебя любить. Да и как можно было научить тому, чего не умел сам?